Находясь в Звенигороде, Даниил Иванович Ювачев (настоящее имя Даниила Хармса), вдруг четко осознал, как сильно он ненавидит голубей. Они все время шныряли у него под ногами, мешая сосредоточиться, пока он записывал свои наблюдения в записную книжку. Наблюдения были следующего содержания:
1. Бородачи.
2. Яйца.
3. Красный домик в полоску.
4. Лицо с крестом (фон розовый).
5. Дама в зеленой юбке.
6. Яйцевидный человек в лимоновой рубахе.
7. Квадрат. Черный квадрат.
8. Пять домиков (силосные башни).
9. Черный крест. Пересечение плоскостей.
10. Бородачи на синем фоне.
Такого рода заметки Ювачев делал довольно часто во время прогулок по городу, а разные мелочи вроде голубей, детей, немецких овчарок, старух и людей с глупыми вопросами ему страшно мешали. Подобный интерес был вызван, очевидно, внешним видом Даниила Ивановича: короткие брюки, гольфы, английская куртка, белоснежная рубашка, кепи и яркий цветок, прикрепленный на неподобающем месте, карманные часы с чайное блюдце, огромная, кривая трубка и при всем этом невозмутимый, непроницаемый взгляд голубых глаз. Такого Звенигороду еще не доводилось видеть.
Эта была первая прогулка Даниила Ивановича после болезни. Приехав в Звенигород, по известной только ему одному причине, он почти сразу слег с гриппом и провалялся так недели две. И сейчас, выйдя наконец на улицу, ощущал прилив сил и даже радость от того, что смог выйти из душного помещения. Но, тщательно в себе покопавшись, Ювачев пришел к выводу, что настроение у него все-таки плохое.
Этот город уже успел надоесть ему своими голубями, старухами и детьми. По этой причине Даниил Иванович даже подумывал уехать обратно к себе. Единственное, что останавливало его это то, что вернувшись домой, он обнаружит там тех же самых людей и голубей: «Все окажется точно таким же, только с другими декорациями» - говорил он сам себе.
Ювачев любил одиночество и временами даже стремился к нему, или оно к нему. Он ощущал его с тех пор, как сидел недоношенный в прозрачном инкубаторе на вате с градусником. Одиночество не отпускало Даниила Ивановича даже, когда он возвращался в дом, в котором снимал комнату. Он ненавидел это место и не съезжал оттуда только потому, что плата была сравнительно небольшой.
Дом этот был достаточно просторен, только комната у Ювачева была маленькой. Это обстоятельство, однако, его нисколько не смущало. Его скорее раздражали люди, жившие с ним в этом доме. А именно: хозяйка дома - Людмила Николаевна, женщина достаточно нехрупкая и она могла бы даже понравилась Ювачеву, если бы не затевала «умных разговоров» о его «высокой миссии» как писателя. Её дочь – Катя, девушка слишком худая, чтобы вызывать какой-либо интерес с его стороны и слишком глупая, чтобы вести с ней беседы, однако сама имела на него виды. Это Даниил Иванович понял сразу, и это ему не понравилось, потому что он в принципе не воспринимал худощавых женщин и считал их подозрительными. Была еще старуха баба Глаша. Непонятно, откуда она взялась в доме и чьей была родственницей, но ее сажали за общий стол, кормили и не делали никаких замечаний по поводу того, что она часто напивалась, горланила не совсем приличные частушки, и била мух томом Достоевского. Но в доме все-таки было одно нормальное существо - черный кот Гоша, который не пил, не шумел, не пытался заигрывать с Ювачевым, в общем вел себя, как приличный человек.
Приближалось время обеда, и надо было возвращаться. Даниил Иванович заторопился домой. Под ногами у него все так же бегали беспокойные голуби, но они его уже не так сильно раздражали, даже наоборот он пытался догнать их и наступить на хвост: «Получайте, сволочи!» - злорадно думал он про себя.
Запах еды бросился к нему на шею в прихожей и долго не отпускал. От этого настроение у Ювачева стало еще лучше. Поднимаясь к себе в комнату, он наткнулся на Катю, та от радости аж засияла:
- Даниил Иванович, здравствуйте, вы ничего во мне не замечаете? Только смотрите внимательно.
Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что ее платье стало короче. Он в ужасе подумал, что завтра оно будет еще короче, в голове тут же пронеслось: «Господи, почему я должен на это каждый день смотреть? Почему я?!» - но вслух, он все-таки сказал:
- Если грамотно выбрать точку, то я могу видеть сквозь вашу голову – и прошел мимо, оставив девушку в недоумении.
Войдя в свою комнату, Даниил Иванович снял куртку, повесил ее на стул, лег на диван, уставился в потолок и улыбнулся по известной только ему одному причине. Улыбался он долго, потом улыбка перешла в зевоту и постепенно сон начал плести над ним свою паутину. И вот летит он куда-то далеко, размахивая кепкой, а впереди бежит бутерброд с колбасой и Ювачев кричит ему в след:
- Постойте, товарищ, остановитесь, я вам ничего плохого не сделаю!
А бутерброд, обернувшись, отвечает:
- Как бы не так, знаем мы вас – и показав кукиш, припускает еще быстрее.
Но тут страшный удар в дверь выволок Даниила Ивановича из приятных грез и грубо бросил на диван. Он резко сел, глупо моргая, пытался понять, как он оказался в этой комнате и куда убежал бутерброд. Раздался еще один удар и тут Ювачев, наконец, вспомнил, где он находится и какое-то липкое разочарование накатило на него своей вязкой волной.
Вдруг дверь со скрипом приоткрылась, и осторожно показался сначала нос, а потом и сама баба Глаша. Улыбаясь во весь частично беззубый рот, она сказала:
- Даниил Иванович, а вас тут просили за стол, уже готово все.
- Спасибо большое – сухо ответил Ювачев.
- Людмила Николаевна вкусно готовит. Спускайтесь, пожалуйста, вам после болезни покушать не мешало бы.
- Хорошо я сейчас, через минуту.
- Будем ждать вас, – подумав добавила, – Мух развелось, Даниил Иванович, просто ужас какой-то. Я их бью, бью, а они улетать никак не собираются.
«Окна почаще открывайте, еще не такое прилетит», - подумал он про себя, а вслух сказал:
- Мух бьете? Достоевским? Ну, надо даже, а я даже не заметил, представляете? Так тихо…- сказал Ювачев притворно ласковым тоном, хотя самого трясло от раздражения.
- Ну, вы тут собирайтесь, – сказала баба Глаша и прикрыла за собой дверь.
Даниил Иванович лег обратно на диван и бессмысленно уставился в потолок. Вдруг странная мысль закралась к нему в голову. Сначала он от нее отмахнулся, но она вернулась. Мысль была следующего содержания: « Ты никогда не задумывался, почему не помнишь, как приехал в этот город, как болел? Почему тебе все это рассказали эти странные люди? – шептала мысль.
« И правда, почему, – подумал он – Любопытно…»
Через несколько минут Ювачев спустился в столовую. Подходя к двери, почувствовал, как кто-то ухватил его за штанину. Посмотрев вниз, увидел Гошу с жалобным взглядом.
- Что ты хочешь от меня?- спросил Даниил Иванович с отчаянием в голосе.
- Закурить дай, помираю, – ответил кот.
Ювачев машинально порылся в кармане, достал оттуда чудом завалявшуюся папироску и протянул Гоше. Тот затянулся, сощурился и сказал:
- Спасибо тебе, не дал погибнуть.
- Пожалуйста, только почему ты разговариваешь, коты-то не разговаривают, – поинтересовался Даниил Иванович.
- Разговариваю, потому что рот есть, а не разговаривал, потому что курить не хотел, – ответил Гоша, а потом прищурился и добавил, – Ты, брат, правильно сделал, что мне закурить дал, не дал бы, я бы тебе в ботинок нагадил, – потом, оглядев Ювачев с ног до головы сказал уже мягче, – Да ты меня не бойся, я же с виду такой, а душа у меня, брат, нежная, как цветок, – спохватившись, добавил – Ну давай, есть пошли, а то съедят все сволочи.
Даниил Иванович из-за происходящего уже и забыл, куда шел. Ситуация была настолько не стандартная, что он еще долго прокручивал в голове эту странную встречу и совершенно не слушал разговоров за столом.
- Даниил Иванович, вы, что ж это ничего не едите? Я так старалась, – обратилась к Ювачеву Людмила Николаевна.
- Я ем – ответил он, ковыряясь вилкой в тарелке с макаронами и сосисками – Спасибо за старания.
- Да уж, спасибо – раздалось Гошино ворчание из-под стола – Сосиски с макаронами приготовила, прямо упахалась вся, борщ лень сварить,- подергав Даниила Ивановича за штанину, сказал – А мне, глянь чего положила, срамота какая – и показал лапой на миску с рыбьей головой.
- А чем плохо? Это хотя бы рыба… – сказал он.
- Не рыба, а рыбная голова. Ты ее ешь, а она на тебя смотрит, а потом кошмары по ночам сняться – сказал обиженно Гоша.
- Даниил Иванович, с кем это вы разговариваете? – спросила Ювачева Катя.
- С сосисками, – ответил он.
После обеда Даниил Иванович направился к себе. Взяв свою записную книжку, лег на кровать и стал что-то записывать.
- Все пишешь, писатель? - раздался ехидный Гошин голос.
Ювачева аж передернуло.
- Ты, что ж так пугаешь! Так же и умереть можно – возмутился он.
- Да, ладно тебе, ты меня еще переживешь – отмахнулся кот, забираясь на диван.
- Эй, послушай-ка, вот ты на диван залез, а ты часом не линяешь?
- Обижаешь, брат, меня Катька сейчас вычесала. Вот, что я тебе скажу: дура- девка, а чешет, дай Бог каждому.
- Понятно – сказал Ювачев, записывая в блокнот.
- А чего ты пишешь то, покажи – сказал Гоша, заглядывая ему через плечо.
- Так ты же все равно читать не умеешь, дай-ка я тебе почитаю лучше.
- Валяй – сказал кот и устроился поудобнее на диване.
- Не хвастаясь могу сказать, что когда Володя ударил меня по уху и плюнул мне в лоб, я так его схватил, что он этого не забудет - начал читать Даниил Иванович – Уже потом я бил его примусом, а утюгом я бил его вечером. Так, что умер он совсем не сразу. Это не доказательство, что ногу я отрезал ему еще днем. Тогда он был еще жив…
Тут Ювачев вдруг задумался и затих. Недавняя мысль снова вернулась к нему.
- Эй, ну ты чего? На самом интересном месте! – вопил Гоша.
- Послушай – обратился он к коту – я все хотел тебя спросить…
- Ну, спрашивай, что ты как барышня-то жмешься.
- Понимаешь, я просто не могу вспомнить, как я оказался в этом городе. Не помню, как ехал, как болел тоже не помню. Мне все эти люди рассказали.
- И это все? – удивился кот - А я думал что-то серьезное. Эх ты, Даниил Иванович, неужели сам не догадался, что тебе все это снится. Ты, когда засыпаешь, всегда здесь оказываешься.
- Господи Боже…- только и сказал Ювачев.
И вдруг он почувствовал, что его кто-то зовет, голос был далеко, но постепенно приближаясь, заполнял собой комнату. Все вокруг стало меняться: стены таяли, как воск, а в нос ударил какой-то смутно знакомый запах. Комната вдруг вся изогнулась, как резиновая и Даниил Иванович закрыл лицо руками от ужаса. А когда открыл, комнаты уже не было. Вместо нее появилась палата с кроватями, а медсестра настойчиво трясла Ювачева за плечо, повторяя его имя. В нос ему ударил неприятный больничный запах.
- Вы что же это, Даниил Иванович так долго спите, пора ведь лекарства принимать – сказала медсестра, полноватая женщина с добрым лицом.
Ювачев рассеяно смотрел по сторонам, еще не вполне проснувшись, и тут как будто что-то вспомнил и улыбнулся.
- Вам хороший сон приснился? – спросила медсестра.
- Какой сон! Сами вы сон! Я был в Звенигороде. А теперь я сплю, и вы мне снитесь.
Медсестра и впрямь только снилась ему, а сам он оставался в Звенигороде.
- Да подумать только, надо же! – удивилась медсестра, - В Звенигороде! Вам там понравилось?
- Да, хорошо – сказал Даниил Иванович, а потом добавил, поморщившись – но только слишком много голубей.
