«ИГО МОЕ БЛАГО»
«ИГО МОЕ БЛАГО»
Это первая публикация в России книги Татьяны Горичевой «Опасно говорить о Боге», переведенной на 26 языков и выдержавшей множество переизданий. В книге рассказывается о тяжких испытаниях, постигших верующего человека в СССР, а затем попавшего на Запад и глубоко разочарованного преобладанием мёртвых форм в жизни этой стороны света. Книга впервые была опубликована в Германии в начале 80-х, однако в ней нет ничего устаревшего или «отвергнутого временем». Зато есть много истинного, глубокого, парадоксального. За издание и тщательную подготовку этой книги – отдельное спасибо Экологической палате России и Движению "Русь Православная".
Опыт чуда
Опыт чудесного исследован мало. Рассуждений о чуде много, однако, все его постижения – в ладони уместятся. «Ну, чудо и чудо, – говорят частенько, – нас оно вряд ли коснётся». Но ведь многим хочется, не влезая жирными пальцами внутрь чуда, почувствовать мурашки от его приближения. Чудесное превращение «человека советского», в человека, почувствовавшего присутствие Божие, одно из главных, хотя и не выпирающих наружу достоинств книги. Как и редкая, даже редчайшая искренность и чистота самого текста, а также помыслов ему предшествовавших.
«Одно не дано Богу – бывшее сделать небывшим», – процитировал когда-то Аристотель афинского драматурга-трагика Агафона. Но ведь Бог может пресечь причинно-следственные связи, тянущиеся из прошлого, и обездвижить тени былого, толпящиеся у порога современности! В этом случае «бывшее» как раз и преображается в «небывшее», то есть, не порождающее тяжких последствий. Поэтому сделать «бывшее» небывшим путём умелого рассказа – бесспорное чудо человеческое.
Что лучше: кричать или молчать? И то и другое неэффективно. Лучше всего – рассказывать. Вот Горичева и рассказала о своём прошлом. И это прошлое вдруг предстало отнюдь не сплошными кознями, преследованиями, допросами! Оно неожиданно проявило себя необходимой ступенью общих и частных страданий, посланных для того, чтобы жизнь в России изменилась в лучшую сторону. Потому-то и не напрасны были допросы и отсидки. А дурное «бывшее» – стало существовать в ином качестве: как наглядный пример массовых заблуждений! В таком переосмыслении того периода, с пресечением искусственно созданных причин и следствий, и – наоборот - с отысканием тогдашних озарений и просветлений, краешки чуда и проступают. В этом же – громадная разница между книгой Горичевой и поношениями всего произошедшего в России в ХХ веке, настырно вбиваемыми в наш мозг.
Книга Горичевой принадлежит к жанру «исповеди». Но переплетается и с другими жанрами: здесь и дневник, и проповедь, и философское эссе. Поэтому писать о такой книге тоже лучше в форме свободного эссе.
Начну с названия. Глубокое, трёхслойное, оно настойчиво возвращает к себе: всё ли в книге так, как в заголовке? Всё ли в жизни автора так, – как он хочет нам представить? И сразу – радость! В книге нет интеллектуального вранья, нет и простецкого обмана, вкупе с литературными вывертами. Зато есть философско-писательское мастерство в обрисовке картин и в передаче дум.
Первая и важнейшая мысль, – которую вложила в заглавие женщина-философ, испытавшая «прессуру» КГБ, неприязнь близких, непонимание людей искусства – проста: милые, престаньте всуе говорить о Боге! Говорите, когда другого выхода нет: «Каждое слово должно быть жертвенным – наполненным до краёв подлинностью. В противном случае лучше хранить молчание», – так пишет Горичева. А чтобы заполнить зияния бездуховности – молитесь. Молитва – разговор с Богом. Иногда диалог. Молящийся всегда чувствует – слышит его Бог или нет. «Мещане говорят о Боге. Христиане – говорят с Богом», писал Кьеркегор. Ну, а если нет сил говорить с Богом прямо, можно молиться траве, кузнечику, океану: могущество мысли и трепет красоты, заложенные в молитвенном слове – всё равно достигнут того, кто эти сущности создал.
Заглавие книги обращает внимание и на другую опасность разговоров о Боге: советскую, вроде бы ушедшую, но ещё напоминающую о себе. У Горичевой остро и беспристрастно изображены тайные собрания, офицеры ГБ склонявшие к доносительству, стукачи и провокаторы, вживляемые в дрожащую плоть тогдашнего младенчески-бесхитростного общества. Опасность эта не была мнимой, была реальной. Она жевала и выплёвывала людей, делала их другими. Казалось, под ловкими пальцами мануальных юр-терапевтов менялось само «вещество» человека! Татьяна Горичева умело и психологически точно описывает, как гордилась «особенностью» своего задержания, как нехорошо думала о родителях, накрепко привязанных к советской системе, как воюя с нигилизмом, сама глотала его, не имея до поры настоящего «питья»: преображающего, просветляющего…
Третья опасность разговоров о Боге – говорить с теми, кто слишком часто слышал о Нём, кто с детства привык думать о Нём, как о распорядке дня, и кому любые слова о Создателе – безразличны. Здесь речь о людях встреченных Татьяной Горичевой в первые годы эмиграции, ставших для неё громадным разочарованием и показавших нравственную опустошённость Европы. Но речь также о счастье обретения среди толп европейского псевдо-религиозного карнавала – немногих духовно просветлённых людей. Как складывалась жизнь Татьяны Горичевой до всех этих драматических испытаний?
Путь мытарств
Родившаяся в Ленинграде, учившаяся в Радиотехникуме и закончившая это учебное заведение с дипломом переводчика с немецкого, Татьяна затем стала студенткой философского факультета Ленинградского университета, изучала «современную буржуазную философию», исследовала работы Шопенгауэра, Дильтея, Гуссерля, Хайдеггера и других, причём – по индивидуальной программе.
В 1974 побывала на Всемирном гегелевском конгрессе в Москве, там познакомилась с друзьями Хайдеггера, которые передали немецкому философу её письмо. Между ними завязалась переписка. Незадолго до кончины Мартин Хайдеггер вспоминал: настоящей радостью для него было знакомство с молодым русским философом. В одном из писем он послал Горичевой свои поздние стихи, тогда ещё не опубликованные. Стихи эти Татьяна отнесла поэту Виктору Кривулину. Завязалось знакомство, началась дружба, затем переросшая в любовь и бракосочетание. Поселились молодожёны в квартире 37 на Курляндской улице, ставшей центром встреч представителей так называемой «второй культуры». А если точней – культурного андеграунда того времени. Вскоре был начат выпуск самиздатского религиозно-философского и культурологического журнала «37», вокруг которого собиралась творческая интеллигенция Ленинграда, бывали и «нелегалы».
И тут, – как в хорошей новелле, – случился «соколиный поворот»: в 26 лет опыт откровения, полученный при чтении молитвы «Отче наш» привёл Татьяну Горичеву к православию. Через некоторое время она начала проводить религиозные семинары. Вполне возможно, что молодому философу уже тогда были известны слова Альберта Эйнштейна: «В наш материалистический век серьезными учеными могут быть только глубоко религиозные люди».
Там же, в квартире 37, Виктор Кривулин проводил семинары поэтические…
Семинары, встречи, публикации, задержания, вызовы в КГБ… Тем, кто жил в то время полной, а не стадно-«комсомольской» жизнью, многое из перечисленного пришлось испытать на себе. Однако вскоре поиски внутренней свободы привели Горичеву - как и некоторых других - к вынужденной эмиграции. Грубо говоря, её под угрозой ареста, просто выдворили из СССР в преддверии спортивной Олимпиады, ни к чему духовному, конечно, отношения не имевшей…
Сокровенная Россия
Лучшая и важнейшая книга философа, художника, писателя – книга его собственной жизни, зафиксированная в поступках и мыслях надиктованных судьбой. Творческая манера поведения в жизни – определяет и по-иному «освещает» произведения философа или художника. Самым важным результатом этой творческой манеры поведения, – приведшей к вынужденному отъезду из СССР, – стала мысль Горичевой о православной церкви в России, как о церкви страдания и мученичества. Истинное мученичество подразумевает поиски высшей правды, которую иногда страшно высказать. Поэтому настоящим откровением сегодня звучат тогдашние слова Татьяны Михайловны: «Мы открыли Бога (в России – Б.Е.) как высшую реальность и свободу, а не как ещё одну тюрьму».
Что ещё ценного совершила и чего не совершала в своей творческой жизни Татьяна Горичева?
Жила - и это предельно ясно из книги – по совести. Не сделала религию новой идеологией, а ощущала её по собственному определению как «нечто мистическое, духовное». Не стала из своих мук создавать дешёвые лубки. Не принялась поносить и клясть тех, кто её предал. Не затеяла показную идейно-философскую борьбу с атеистами, католиками, протестантами. Тихий свет православия не променяла на вздорную, на лету превращающуюся в тлен псевдо-«публициську».
А ещё сказала о тайне христианства: «Путь к Богу должен быть сокрыт». Как и о том, что «только в России крест побеждает». И, наконец, напомнила нам всем: «Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал, чтобы посрамить сильных».
Удалилась Горичева и от прокурорских разоблачений коллег, друзей и недругов, что стало характерным и повседневным делом для некоторых наших «столпов» эмиграции… Бесстрашно произнесла она слова, которые и сейчас могут ей выйти боком: «Я благодарю Бога, что у нас есть атеизм, и нет религиозного образования. То, что сказал человек с экрана (это Западная Европа, 1980 год – Б.Е.) более располагало к тому, чтобы отвернуть людей от церкви, чем неуклюжая болтовня наших проплаченных атеистов». Побывав «за железным занавесом», втянув в себя воздух сладкого тления и дымок будущих катастроф, Татьяна Горичева написала: «Жаль, что Запад не чувствует цену страдания, его обновляющую и очищающую силу».
Мир омертвелых форм, мир западный Татьяну Горичеву не увлёк. Зато российский мир продолжающегося творения и возносящих ввысь страданий даже на расстоянии сделал её не просто философом – сделал сущностной категорией philosophia naturalis.
Может, от этого неустанно-живого восприятия, в книге много резкой и точной писательской графики, при полном отсутствии утомительной дерготни «зрительного нерва», а также невротических реакций связанных с нашим прошлым.
Особенно много безошибочных зарисовок сделано в монастыре, в Печёрах. «Проницание» нашей тогдашней жизни, лишённое туповатой агитации «за Бога», покоряет.
Вот, к примеру, фрагмент из главки «Отец Алипий», о слегка юродствующем, но и прозорливом настоятеле монастыря:
«… подошла к балкону хорошо одетая молодая женщина. Глаза опущены.
– Благословите, отец Алипий, в монастырь хочу поступить.
– Ты, в монастырь? Не благословляю! Иди санитаркой в больницу. Пить будешь, ругаться начнёшь, но на такой работе спасёшься, а в монастыре ты погибнешь. Не благословляю…»
Мир животным!
Написав книгу «Опасно говорить о Боге» – философ Горичева заложила мощную основу собственного жизнестояния. В силу этого, и другие её книги, последовавшие за книгой названной – глубоки и необходимы, как глоток воды из артезианской скважины, и обладают безусловной притягательностью для сегодняшнего читателя. В первую очередь, это книги о животных. Конечно, сейчас немало в этом деле перехлёстов, вплоть до требований отменить все виды вакцинаций, чтобы не убивать «миленьких бацилл». Но не о перехлёстах речь. Речь о системообразующей, но в последние века грубо порушенной любви человека к братьям нашим меньшим.
Нобелевскую премию мира дают именно за выдающийся вклад в области укрепления мира. Такой премии за укрепление мира между людьми и животными без всяких сомнений заслуживает Татьяна Михайловна Горичева. Человек не может, и не будет существовать без животных. Жизнь его станет пустопорожней, никудышней. Истребительная страсть человека по отношению к животным и растениям принимает всё более чудовищные формы. Многих видов уже нет. А что впереди? Лысая земля, переполненный диоксидом серы воздух, безводье, без-зве́рье? Поэтому защита животных не блажь, не прихоть, а святая обязанность человека. Ну а нам важно то, что любовь Горичевой к братьям нашим меньшим имеет своим истоком приснопамятную картину окутанных мягким сиянием Христовых ясель. В апокрифическом Евангелии от псевдо-Матфея о Богородице, сказано: «Она вошла в хлев и положила Младенца в ясли, и вол и осёл поклонились Ему».
Не пора ли человеку сегодняшнему поклониться животным и растениям? Чтобы ощутить себя не царём, а звеном природы, накрепко сцепленным с другими её звеньями?
Возвращаясь же к тоненькой книге «Опасно говорить о Боге» нужно упомянуть и о том, что сквозь текст просвечивает нечто незримое, проступает сверхтекст, который всегда содержится в глубоких произведениях литературы и философии.
Незримое – сильней зримого. Русь первых наших святых Бориса и Глеба, сокровенная Россия Сергия Радонежского, Серафима Саровского, Фёдора Достоевского – просвечивают в книге не враз замечаемыми знаками. Опыт чуда скрытый в этой книге – себя ещё проявит. Бремя и невесомость мира, эфирное и тяжёлое, любимое и увлекающее, - всё, что впаяно в эти страницы будет осознано теми, кто прожил не зряшную, не хамелеонскую жизнь! Неслышимый вздох облегчения – сперва слабый, потом набирающий сил – пролетит над землёй. Ибо бремя того, кто наполняется пониманием и тесно ощущает в себе целокупность мира – легко!
