«МОЙ ИСКАНДЕР»
«МОЙ ИСКАНДЕР»
31 июля – день памяти Фазиля Искандера
Душа реальна. Вот мой дом.
И потому меня живьем
Никто не взял, не сжал, не скрючил.
Идею чести целиком
Я в этом мире ледяном
На жизнь как шапку нахлобучил.
Фазиль Искандер
До сих пор не могу простить себе, что не попрощался с Фазилем Абдуловичем в августе 2016 года. И ведь в Москве был, телефон имеется и интернетом оснащен! Что произошло? Почему так случилось? Кого винить, кроме себя? Знать, не судьба… Конечно, когда приду на Новодевичье, поклонюсь его могиле.
А судьба была такова. В 1994 году впервые переступил порог квартиры Искандера в писательском доме на Красноармейской улице. И оказался, едва не потеряв дар речи, лицом к лицу с великим писателем, каковым он тогда уже, бесспорно, являлся. Фазиль Абдулович, в домашнем облачении (свитер и спортивные брюки), был, очевидно, занят: на столе стояла расчехленная пишущая машинка с заправленным листом бумаги, да и выглядел он несколько озабоченным. И все же незнакомого гостя (меня) принял приветливо. Терпеливо и доброжелательно отвечал на мои не слишком изобретательные вопросы. И, что удивительно, беседа удалась, была опубликована в одной популярной столичной газете, да еще и с фотографией Фазиля Абдуловича с сыном, которую я успел сделать…
В ту пору моего «незнакомства» с Искандером еще не знал о его участии в скандальном альманахе «МетрОполь», в результате которого он имел неприятности - как и некоторые из его коллег.
По этому – или похожим поводам – Искандер писал:
Нет, не знал я одиночных камер
И колымских оголтелых зим.
Маленькими. злыми дураками
Я всю жизнь неряшливо казним.
Дураков среди идеологического руководства хватало, и им было отчего негодовать: в 1979 году несколько литераторов – Василий Аксенов, Андрей Битов, Евгений Попов, Фазиль Искандер и другие – предприняли неслыханно дерзкую попытку подготовить бесцензурный альманах. Искандер в этом издании был представлен двумя новеллами, входившими в корпус романа «Сандро из Чегема». Да еще вскоре американское издательство «Ардис» выпустило крамольный альманах…
Читал и перепечатывал на машинке «Пиры Валтасара», один из шедевров искандеровской прозы, – и они оказались подлинным откровением. Ну кто еще так мощно, объемно и впечатляюще описал лучшего друга советских колхозников, физкультурников, инженеров человеческих душ, проник в темные глубины его натуры? Да и вообще, патриархальная Абхазия, которую поэтизировал Искандер, к сожалению, уже не та; ХХ век с его безумием и хаосом разрушил идиллию, остались воспоминания, дополненные фантазией писателя…
Мой друг, с кем я занимался размножением «Пиров», сказал: ты знаком с Фазилем Абдуловичем, попроси автограф на этих листах. Я попросил, и Искандер расчеркнулся. Друг был бесконечно счастлив: на затертой машинописи стояла разборчивая подпись самого Искандера!
Его человеческая и писательская репутация была безупречна. В любых ситуациях Искандер оставался верен «идеи чести», которую как шапку нахлобучил навсегда. Полтора десятка лет он создавал «Сандро из Чегема» – без особой надежды напечатать роман на родине полностью. Журнал «Новый мир» все-таки опубликовал сильно прореженные цензурой отдельные главы. И тогда Искандер рискнул – отдал свою «вершинную книгу» слависту, создателю того же «Ардиса» Карлу Профферу. К счастью, времена стояли более вегетарианские, и злые дураки не могли расправиться с писателем, как раньше с Синявским и Даниэлем.
Потом уже, когда «Московский рабочий» выпустил «Сандро» в трех книгах, принес Фазилю Абдуловичу первый том, и он написал: «Милому Юре – нежно, братски». И еще одна интимная подробность. Как-то случилась у меня некая телесная травма. Страдая от боли, не в силах заснуть, взял в руки книжку рассказов Искандера «Начало», выпущенную сухумским издательством. Хохотал так, что боялся разбудить домочадцев, и, побежденный прелестью повествований, одолел боль, впал, по-пушкински говоря, в усыпление…
Не осмелюсь сказать, что мы сдружились, – было бы неправдой и нескромностью с моей стороны. Но мое восхищение Фазиль Абдулович, несомненно, уловил и доброжелательно оценил, хотя и нисколько не нуждался в лести или каком-то откровенном поклонении. Он, увенчанный многими литературными премиями, признанный самим требовательным Твардовским, заявлял некоторым российским журналистам, по невежеству называвшим его абхазским писателем: «Я писатель Юга России». Искандер, думаю, прекрасно понимал свое уникальное место в российской литературе…
Он любезно откликался на мои приглашения; ну, например, в 1995 году позвал его побеседовать перед микрофоном в студии «Радио-1». А день случился ужасный: день гибели Владислава Листьева, первого директора Общественного российского телевидения. Фазиль Абдулович согласился, упомянул страшное событие, и очень тактично перешел к другим темам…
Как-то позвонил я и пригласил принять участие в вечере по случаю 25-летия СМОГа (Самого Молодого Общества Гениев, – шумного детища поэта Леонида Губанова) в библиотеке имени Фурманова. И опять-таки Фазиль Абдулович не отказал, приехал, сказал с неизменным юмором какие-то замечательные слова. Хотя ни масштаб творчества молодых авторов СМОГа, ни их история никак не могли быть соизмеримы с литературным весом автора «Сандро из Чегема».
А уж его творческие вечера (в Центральном Доме литераторов, в литературном музее в Сивцевом Вражке и пр.) никогда не пропускал…
Поражало, с какой простотой и достоинством держался Фазиль Абдулович в любой компании, перед любой аудиторией. Словно не было для него различия между молодым никому не известным журналистом и маститым политиком, не было никаких сословных и иных границ. И восхищение он принимал естественно и сдержанно – как и подобает истинно великому писателю. Каждую книгу, что я приносил ему, он надписывал предельно лаконично – и тепло. Ну, например, так: «Юре – с любовью, без слов». Я догадывался, что у каждого автора есть определенный набор текстов надписей поклонникам. Но всякий раз так радовало и волновало: ведь это – мне лично!
Очередная беседа с Фазилем Абдуловичем требовала максимальной концентрации ума и эмоций, ибо с ним, знаменитым и почитаемым, беседовать стремились многие из коллег по критическому цеху. И лучшие из них писали глубокие аналитические статьи, – ну, скажем, Наталья Иванова, Игорь Виноградов, Станислав Рассадин и др.
Игорь Виноградов по преимуществу рассматривал творчество Искандера в контексте советской литературы, отдавая должное его интеллектуальной независимости и художественному совершенству. Критику было важно уяснить место Искандера в шкале отечественной словесности. Сопоставлялись произведения писателей сельской темы (Василий Белов, Валентин Распутин, Федор Абрамов) с их ностальгическими рассуждениями о настоящем и прошлом советской деревни, нравственный стоицизм интеллигента Юрия Трифонова, эстетическое поиски Андрея Битова. И – сгинувшая Атлантида некогда прекрасной и загадочной Абхазии, куда «сбегал» Искандер…
Меня, признаюсь, особенно волновало невероятное обаяние искандеровской прозы, природа его прелестного и неповторимого юмора, которым он блеснул в повести «Созвездие Козлотура» и своих ранних рассказах.
Он не принадлежал ни к какой школе или группе, ни на кого не походил, и не зря Станислав Рассадин одну из своих статей озаглавил «Суверенный Искандер».
Надо было пытаться не повторять рассуждений и выводов маститых. Попробуйте-ка! Как-то написал статью о творчестве Искандера, предложил ее вниманию Игоря Ивановича Виноградова, который в ту пору возглавлял журнал «Континент». И был изрядно обескуражен резолюцией главного редактора: «Статья не концептуальна».
Ну что же, может, и действительно, не концептуальна. Согласен, сравнение истории Чегема и горной Абхазии, которую воспевал Искандер, с фолкнеровской Иокнапатофой, сегодня может показаться банальностью. Однако мои впечатления о новеллах, составивших абхазскую сагу Искандера, были вполне искренни и, осмелюсь сказать, первичны. Никого не повторяя, я с наслаждением анализировал тексты глав, составивших тысячестраничного «Сандро», стремился выразить свои впечатления…
Беседы мои с Искандером, статьи о нем и его произведениях публиковались в лучших изданиях – «Российской газете», «Московских новостях», «Независимой газете», «Русской мысли». Я был бесконечно счастлив, что довелось не только встречаться с ним и писать о нем; сам факт, что я оказался современником великого писателя, грел и радовал душу.
Впрочем, все в прошлом. Нет уже ни Фазиля Абдуловича, ни Игоря Ивановича. Да и журнал «Континент», детище Владимира Максимова, переданный в Москву в редакторство Виноградова, давно уже не существует. А «не концептуальную» статью о творчестве Искандера я решился включить в состав своей книги «С оттенком высшего значения». И включил. И подарил экземпляр Культурному центру Фазиля Искандера, что в библиотеке на улице Правды. Вместе с моими многочисленными фотоснимками любимого писателя. И буду счастлив, если читателям и поклонникам Искандера мои изыскания покажутся интересными. А анализировать стихи и прозу Фазиля Искандера не стану. Во-первых, уже не раз писал – и немало – на эту тему. Во-вторых, моим именитым коллегам, вероятно, это удалось лучше.
Просто не могу не вспомнить доброго мудреца из Чегема. Суверенного Искандера.
Материал подготовлен в рамках проекта "#Академия: премия литературных критиков и менторская программа поддержки молодых писателей" при поддержке Фонда президентских грантов.
.png)
