1. Главная
2. #Говоримолитературе
3. «ПОЭЗИЯ КАК АНТИАЛЛЕРГЕН»

«ПОЭЗИЯ КАК АНТИАЛЛЕРГЕН»

Дебютная книга Петра Свистунова получилась именно книгой стихов, а не их сборником, благодаря своей продуманной композиционной выстроенности: две отчётливых части – «Аллергия» и «Ремиссия». Стихи (и просодически, и жанрово довольно разнообразные) при этом следуют не в хронологическом порядке, но подчиняются сквозному лирическому метасюжету, который можно определить как сюжет «болезни и тяжёлого выздоровления».

Ядро этого сюжета заложено уже в броском и хлёстком заглавии – «Аллергия на реальность». В воображении читателя такое название рисует лирического героя неоромантического типа (таким он, забегая вперёд, и оказывается), который, по-гумилёвски, чувствует непреодолимую «преграду» между собой и «жизнью современною» и готов повторить вслед за предшественником: «Всё, что смешит её, надменную, / Моя единая отрада». Лирический субъект Свистунова склонен к иронии и самоиронии, помогающим ему справиться со «звериной серьёзностью» суровых и скользких будней пропитанных «лицемерной ложью», тотальным отсутствием «умения слышать друг друга», «больными словами», любовными драмами («Любовь для жизни – хрупкая основа»), бесконечными разочарованиями и проверками на прочность, различными видами деградации, обветшания и «выцветания» живого и подлинного – от вещей до памяти. Здесь «мальчики-безотцовщины ищут девочек без тормозов», «ветераны панических атак», чей «внутренний мир стал так сильно похож на Припять», а «внутренний голос утратил, похоже, дар речи» «не веруют, но пробуют молиться», отчаянно пытаясь «выжить, не выжив из ума». В общем, в жизни, закрученной в «вихре сломанных миражей», радостного объективно мало, но несовершенное это бытие поэт, уставший «от глупых попыток к бегству» принимает как вызов и отвечает на него – стихами.

Первое же стихотворение императивно и афористично задаёт тональность здорового скептицизма, дистанцирующей трансцендентной иронии и горько-трезвого взгляда на человеческий удел («только быть человеком назначено мне»):

Формульность, пристальность, своеобразная нервическая аналитичность вообще свойственны поэтике Свистунова. Его напряжённая лирико-ироническая рефлексия, эмотивно насыщенное мышление формируют оригинальную оптику. Поэту удаётся нащупать в самом ходе жизни, «выходящие из» неё, но «уходящие за» неё (вспоминая название замечательной книги стихов Олега Чухонцева «Выходящее из… уходящее за…») образы, сравнения, метафоры. И – как в коротких, «вспышечных», лирических откровениях, так и в стихотворениях «нарративных» («Баллада о профессиональном выгорании», «Дом» и др.) – наглядно, психологически убедительно предъявить свои открытия читателю в единстве мыслечувствия. За внешней стороной предметов и явлений Свистунов старается высветить их сложную и далеко уводящую «подноготную», показать, что всё не то, чем кажется. Так, поезд метро, остановившийся в туннеле, сравнивается с пытливым взглядом Бога «тебе в нутро», гниющие на краю села яблоки возводятся к яблоку, с которого началось грехопадение, а в особенностях отечественной городской застройки обнаруживается своя метафизика: «Здесь так строят вокзалы, что выйду, минуя вокзал».

Конечно, стихи, включённые в «Аллергию на реальность» не лишены некоторых недостатков и технических огрехов, вообще свойственных дебютным книгам. К таковым можно отнести неаккуратность в рифме (устал-класть, небо-Деда), стёртость, спрямлённость, избыточность, необязательность, банальность отдельных строк и образов, неоправданные ритмические «соскользы» и смысловые «провисания», тяжеловатые инверсии, выхолощенные «красивости» («незримые рокоты моря» etc.), перегибы с риторичностью и публицистичностью, элементы наивного и плоского прекраснодушия. Однако, ощутимо зреющее в недрах этой поэзии самостояние художественного видения отводит эти частные недочёты на второй план.

«Аллергия на реальность», лекарством от которой становится поэзия, не случайно вызывает и неизбежные ассоциации с романом Сартра «Тошнота» (герой которого, Антуан Рокантен, тоже находит спасение от «вытесняющих» его из мира вещей в творчестве). Это лирика экзистенциальная, живущая здесь и сейчас (примет российской «всклокоченной» современности, включая главную её примету, в стихах хватает), но устремлённая к вечному, лирика «пограничных ситуаций». Это попытка поэзией и через поэзию постигнуть своё предшествующее сущности «чистое» существование – судьбу людскую, которая «сложней, чем высшая математика». Специфической «наградой» за этот чрезвычайно болезненный процесс становится свобода «высокого косноязычия», сама способность весомо говорить стихами. И чуткий читатель может продуктивно подключиться в процессе со-творчества к этой свободе во всех её проекциях – свободе от, свободе для, свободе вопреки.

В конце концов (как говаривал ещё Жиль Делёз о Фридрихе Ницше): что есть болезнь, как не точка зрения на здоровье? Поэтому и завершается книга на относительно оптимистической ноте: с едва уловимой опорой на пушкинское послание Чаадаеву («Товарищ, верь: взойдёт она, / Звезда пленительного счастья…») «притворившийся лирическим героем» поэт через любовь (пусть и не всегда взаимную), через разъедающие душу сомнения приходит к «оздоровительной» и гармонизирующей, «собирающей» личность вере:

Остаётся констатировать, что не зря Пётр Свистунов «обложку бытия царапает стихами». Собранные в книгу «стихоцарапины» саднят живой болью. А по Высоцкому Владимиру Семёновичу мы помним, что «надо, надо сыпать соль на раны: чтоб лучше помнить – пусть они болят!». Ибо «соль» эта – противоаллергенна.