«ПОЗВОЛЬТЕ НЕ СОГЛАСИТЬСЯ»
«ПОЗВОЛЬТЕ НЕ СОГЛАСИТЬСЯ»
Наш старейший литературовед и критик Игорь Петрович Золотусский прочитал в столичной Библиотеке искусств имени А.П. Боголюбова цикл лекций о русских и советских писателях, на основе которого издательство Библио ТВ в 2020 году выпустило книгу «От Пушкина до Набокова». Прекрасный набор великих имен: Пушкин и Гоголь, Тютчев, Лермонтов, Тургенев, Достоевский, Толстой и Чехов. Среди советских писателей – Булгаков и Платонов, Есенин и Шолохов. И, наконец, Набоков, которого к советским причислить никак нельзя, а к русским… Набоков, как известно, едва ли не половину своих романов написал по-английски.
Чрезвычайно интересная книжка, рекомендую всем, кто интересуется отечественной словесностью. Однако отдельные утверждения Игоря Петровича могут вызвать несогласие. Даже соединение некоторых имен мне показалось искусственным. Ну, скажем, Булгаков и Платонов. Они – современники, утверждает Золотусский. Рядом он поставил их потому, что они совершенно разные не только по происхождению, но и в творческом плане. И вердикт: Булгаков – блестящий беллетрист, а Платонов – гений русской литературы. Что касается автора «Чевенгура» и «Котлована» – согласен, гений. Но низвести Булгакова до уровня беллетриста, пусть и блестящего… Это Булгакова-то, автора одного из величайших философских романов ХХ века! Стоит ли сопоставлять несопоставимое? Проза и драматургия Булгакова, переведенные на множество иностранных языков, известны всему миру. А каково переводить, сохранив неповторимое своеобразие речи, произведения Платонова? Ну как, скажите мне, перевести на английский такую, скажем, фразу: «Копенкин пришел в самозабвение, которое запирает чувство жизни в темное место и не дает ему вмешиваться в сметные дела»?
Платонов воплотил в своей прозе «редчайшую самобытность стиля, рискованно граничащую с нарочитым графоманством и советским новоязом, словно вправду вступил в соавторство со своими трудно мыслящими и убого выражающимися героями…» (цитирую Ст. Рассадина по книге «Советская литература. Побежденные победители»).
Булгаков, в отличие от своего современника Платонова, – традиционен, стиль его речи – родом из русской классической литературы, хотя уже в «Белой гвардии» можно найти следы экспрессивной манеры Андрея Белого. О «Белой гвардии» кто-то из критиков высказался, что так мощно начинал разве что Лев Толстой; справедливый и неслучайный отсыл к русской прозе ХIХ века…
Возьмем всего одну фразу. «В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, – никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея». Точно удар колокола дважды повторенное слово «никто» и инверсия последней фразы завораживают, словно музыка. У Платонова вы не найдете ничего подобного!
Линии судеб писателей сильно расходятся. Выходец из интеллигентной профессорской семьи, Булгаков некоторое время служил в Добровольческой армии. Потомственный пролетарий Платонов не воевал в Гражданскую. И все-таки трудно принять утверждение Игоря Петровича, что «в рядах Белой гвардии он (Булгаков. – Ю.К.) боролся с людьми, которых в известной степени представлял Платонов, – с красноармейцами». Полагаю, доктор Булгаков не ходил в штыковые атаки или кавалерийские рейды, не расстреливал красноармейцев и мирных селян, а занимался своим врачебным ремеслом. Булгаков, если верить Игорю Петровичу, вообще не любит народ, «сразу определяет свое место в истории русской интеллигенции, а потом и литературы, отделяя себя от народа». А этот самый народ в романе, по мнению Игоря Петровича, представляет дворник Мирон (вообще-то – Нерон, как про себя называет его Николка Турбин. Видимо, ошибка при расшифровке записи лекции. – Ю.К.), который сипло орет: «Держи, держи. Юнкерей держи. Погон скинул, думаешь, сволота, не узнают?» Или народом ученый критик предлагает считать петлюровские банды, захватывающие мать городов русских? Или – мужичков-богоносцев, всецело поддерживающих петлюровцев? Явно упрощает Игорь Петрович ту драматическую ситуацию, что сложилась в 1918-1920 годах в Киеве, и позицию русского писателя Булгакова…
Впрочем, достаточно. Споры бессмысленны. Перейдем к следующей «паре»: Шолохов – Есенин. Само по себе сочетание этих имен не может не вызвать категорического протеста. Любимый поэт всей России – и мифический автор (плагиатор?) великой эпопеи «Тихий Дон». Личности абсолютно полярные. Если Есенин «зверье как братьев наших меньших никогда не бил по голове» и «не расстреливал несчастных по темницам», то другой – «в соответствии с революционным правосознанием» готов порубать в клочья Синявского и Даниэля. Это в России, с ее традицией «милость к падшим призывать»? Ну как, простите, такое сочетать, как смонтировать? «Восход и закат», как озаглавил Игорь Петрович главку о Есенине и Шолохове, следовало бы назвать иначе. Закат советской литературы, может быть. Ибо если с Есениным поэзия после Серебряного века пережила некий рассвет или восход, то «сочинения» так называемого Шолохова – это определенно закат. Ибо, даже допустив, что какую-то часть романа (украденного у донского писателя Вениамина Краснушкина, как считают исследователи, расстрелянного в 1920 году) написал сам необразованный Шолохов, то уж безнадежную «Поднятую целину» ему определенно сочинять «помогали». Вряд ли стоит всерьез обсуждать роман «Они сражались за родину» – известно, что солидные значимые куски его писал Андрей Платонов. Ну, как «негры» трудились за Александра Дюма…
Я вполне согласен с любителем эпатажа Дмитрием Быковым, который так характеризовал нобелевского лауреата: «…Михаил Александрович Шолохов, донской казак, полуграмотный, ничем в своей дальнейшей жизни не подтвердивший права называться автором «Тихого Дона», не имевший понятия ни о писательской чести, ни о корпоративной этике, ни о русской истории (по крайней мере в том объеме, который требовался для описания Первой мировой войны)».
«В романе показано благородство, красота, любовь, труд и участие в войне на стороне народа», – утверждает Игорь Петрович. Какое уж там благородство и любовь, – Аксинью насилует отец, вообще дикость нравов, жестокость зашкаливают! И еще раз процитирую Дм. Быкова: «…более страшного приговора феномену казачества, чем эта книга, не существует в принципе».
А Шолохов, если верить Игорю Петровичу, близость к Сталину использовал для добрых дел: защищал своих арестованных земляков, вступался за писателей, которых ждал арест, словом, вел себя вполне достойно. Игорь Петрович с явным удовлетворением перечисляет регалии Шолохова: лауреат Сталинской премии первой степени за «Тихий Дон» в 1941 году, действительный член Академии наук по литературе, член ЦК партии, депутат Верховного Совета СССР, дважды Герой социалистического труда. И венец всех заслуг – Нобелевская премия по литературе.
«Когда мы были в Вешенской, – пишет Игорь Петрович, – то познакомились с сыном Шолохова Михаилом Михайловичем. Это был красивый мужчина, замечательный человек, очень добрый и умный». Этот красивый мужчина рассказал столичным гостям, как однажды, зайдя в кабинет отца, увидел его лежащим на диване и рыдающим. Эффектная сцена, не правда ли? Великий писатель, посаженный в золотую клетку, оплакивает свою горькую судьбу…
Полно, Игорь Петрович! Роман «Тихий Дон» – действительно грандиозная и страшная эпопея ХХ века, и не так уж важно, кто ее автор. А вот личность Шолохова в свете того, что мы знаем о нем, симпатии не вызывает. И вряд ли следовало пытаться сопоставлять судьбы Шолохова и Есенина, – «в одну телегу впрячь не можно…» Прием не сработал.Материал подготовлен в рамках проекта "#Академия: премия литературных критиков и менторская программа поддержки молодых писателей" при поддержке Фонда президентских грантов.
.png)
