«МОСКОВСКИЕ МЕТАМОРФОЗЫ»
«МОСКОВСКИЕ МЕТАМОРФОЗЫ»
Я родился в послевоенной Москве, с редкими автомобилями на улицах и длинными снежными зимами. Я помню вкусное клубничное мороженое, влажное дыхание метро, мирный скрежет ее электропоездов с добрыми фарами, чернобровых чистильщиков обуви в тесных уличных будках со свисающими, как спагетти, шнурками – они были поголовно ассирийцами и как именно им разрешали частный бизнес, я до сих пор не знаю.
Советский Союз лопнул не в 1991 году, а гораздо раньше, со смертью Сталина. После Сталина началась долгая, то муторная, то веселая агония коммунизма. Москва приободрилась, зажила двойной жизнью. Днем по-прежнему выдавала себя за коммунистку, по вечерам ходила в кино и пила сладкое советское шампанское. Москва быстро забыла о пытках Сталина, о том, как его вынесли из мавзолея, но зато она до сих пор готова считать, что Сталин был единственным воплощением русского бога, а бога по человеческим меркам не судят. Бог подарил ей подарок в виде самого лучшего метро в мире. Бог подарил ей семь небоскребов за победу над Германией, уничтожив ее горизонтальный характер бублика, пожелав придать ей фаллическое значение, но она не стала трансвеститом. Она все равно осталась горизонтальной, опрокинутой на равнине в снегах.
Никто не предполагал, что советский колосс рухнет на глазах нашего поколения. Он рухнул. Сначала Москва застонала от боли преображения. Она подурнела, еще больше посерела, обросла новыми очередями. Но законы рынка взяли свое. Возникли робкие частные рестораны, неприхотливые пекарни, выпекавшие вкусный хлеб. Открылись ларьки, биржи, банки. Москвичи закурили американские сигареты. Было странно смотреть на коммунистические демонстрации, которые разгоняла милиция. Тут же посыпались нам на головы запрещенные при коммунизме книги, Библия, порнография на дешевой бумаге. Москва полностью переоделась. Какое-то время живущие в Москве иностранцы опасались, что Москва превратился в пародию на Запад. А как же разговоры о смысле жизни до утра?
Конечно, Москва переродилась. Во всяком случае, я твердо знаю: раньше в советской Москве все ездили за город по выходным кататься на лыжах. Я сам бегал на лыжах, пуская пар изо рта, бутерброд с колбасой в кармане. Электрички состояли из леса лыж с примкнутыми лыжными палками. Теперь никто не катается. Куда делись лыжи, непонятно.
Раньше, в 1960-е годы, молодые поэты, Евтушенко и Вознесенский, собирали в Москве целые спортивные стадионы поклонников. Любовь и нонконформизм говорили стихами. Теперь поэзия существует в мелких гетто литературных клубов. Страстью новой Москвы стали деньги и развлечения. Дружбы лишились бездонной исповедальности, любовь научилась искать сделку с выгодой.
Перестроечная Москва выбросила на помойку скупые советские платья и превратилась в откровенную блядь. Она обросла десятками казино и ночными клубами, развела проституцию, завела знакомство с бандитскими группировками, обзавелась долларами, разбогатела и обнаглела. Но Москва осталась верной своей стервозности. Раньше в ней были длинные очереди – теперь бесконечные пробки. Чехов жаловался на то, что в Москве нет уличной жизни, в отличие от Италии. Неудивительно! Москва не обеспечивает своих горожан безопасностью. В город ночью выходишь порой, как на передовую. Раньше в Москве было много мелкой шпаны – крали щетки с автомобилей. Щетки все прятали на ночь в салон. Теперь никто не ворует щеток – угоняют автомобили.
